— Что побудило Вас исследовать роль исторических институтов в экономическом развитии, особенно в контексте колонизации?
— Я провел большую часть 1990-х, работая в ранее находившихся под контролем коммунистического режима регионах Восточной Европы (в частности, в Польше), а также в Украине и России. Я был разочарован тем, что стандартные инструменты экономической политики не работали так, как ожидалось, и начал изучать неформальное предпринимательство, верховенство права и коррупцию в поисках объяснения. Оглядываясь назад (и подчеркивая, что в то время я не использовал такие формулировки), я был на пути, ведущем к инклюзивным институтам.
— Как совместная работа с Дароном Аджемоглу и Джеймсом Робинсоном повлияла на Ваш подход к сложным вопросам, рассматриваемым в исследовании?
— Дарон и Джим — глубокие мыслители с широким взглядом на историю и политику. В ходе нашего первого разговора с Дароном в конце 1990-х я понял, что они были очень близки к разгадке того, что обеспечивает устойчиво инклюзивные институты. Им не хватало только одного элемента, и я помог им его обнаружить. Когда у нас появился этот элемент, многие другие вещи стали становиться на свои места.
— Оглядываясь назад, какой момент в своей карьере Вы считаете наиболее значимым?
— Это была беседа с Дароном после одного семинара. Мы сразу и полностью согласились, что география сама по себе не может в полной мере объяснить, почему одни страны гораздо богаче других. Дарон спросил, не хочу ли я помочь найти недостающий элемент — ответ, объясняющий причины, почему европейцы действовали так по-разному в разных частях своей империи. Это казалось невероятно сложной и открытой задачей, и я ухватился за эту возможность. Работать с Дароном и Джимом было фантастическим опытом.
— Что было для Вас самым удивительным открытием при изучении сохраняющихся институциональных различий?
— Форма европейской колонизации настолько глубоко наложила отпечаток на институты стран, что последствия сохранялись на протяжении веков — в некоторых случаях до 500 лет. История — это не судьба, но избавиться от наследия экстрактивных институтов оказалось чрезвычайно сложно.
— Какие ключевые уроки могут извлечь развивающиеся страны из Ваших исследований для улучшения своих политических и экономических систем?
— Нет простых или универсальных уроков. Важно развивать средний класс. Предоставление большего политического голоса может быть полезным. И приоритетом должно быть совместное процветание с людьми всех уровней образования. Но даже в США и Западной Европе мы все еще сталкиваемся с теми же проблемами, в чем вы можете убедиться, читая заголовки газет в любой день недели.
— Ваше исследование показывает, что при определенных обстоятельствах общества могут избавиться от экстрактивных институтов и создать более инклюзивные. Каковы эти обстоятельства, и как они могут привести к долгосрочному процветанию?
— Это нелегко. Самые вдохновляющие примеры включают взаимодействие с международной экономикой, но не таким образом, чтобы вам всегда приходилось производить сырье или использовать дешевую рабочую силу. Сингапур и Южная Корея были довольно бедными в 1960 году и нашли способы построить реальное процветание. Польша и другие регионы бывшего коммунистического мира достигли успеха благодаря более тесной интеграции с Европейским Союзом. Но для стран, которые имели наиболее экстрактивные институты в период колониализма, такие переходы оказались чрезвычайно трудными.
— Есть ли современные примеры стран, успешно перешедших от экстрактивных к инклюзивным институтам? По Вашему мнению, какие ключевые уроки можно извлечь из их опыта?
— Как я уже упомянул, если рассматривать достаточно длительный исторический период, можно отнести к этой категории некоторые европейские страны, включая части Скандинавии. Но они начали рано и смогли совместить демократизацию с индустриализацией. Сегодня мировая экономика стала непростым местом — элитам легко зарабатывать на экстракции, и они могут использовать эти ресурсы для удержания власти.
— Могут ли международные организации, такие как МВФ или Всемирный банк, использовать Ваши выводы для поддержки стран, застрявших в цикле экстрактивных институтов?
— Фонд и Банк все это уже знают. Я работал в МВФ 3,5 года в начале 2000-х, включая 18 месяцев на посту главного экономиста, и у нас было много обсуждений о том, как институты способствуют или, чаще, препятствуют устойчивому процветанию. Я ушел из МВФ более 16 лет назад, но знаю, что они продолжают заботиться и думать об этих вопросах. Однако, когда главной целью укоренившихся элит является собственное обогащение, прогресса достичь сложно.
— Какие области исследований могут быть дополнительно изучены в отношении связи между историческими институтами и современным процветанием?
— Более глубокое изучение того, что произошло в конкретных странах приносит множество дополнительных инсайтов и, будем надеяться, подходов к тому, что может изменить ситуацию. Вспоминаются выдающиеся исследования Мелиссы Делл о Перу и Лакшми Айер об Индии, но в этой области работает много других талантливых молодых людей.
— Как Вы видите развитие экономики в следующем десятилетии, и какую роль Вы намерены играть в этом развитии?
— В 2023 году Дарон Аджемоглу и я выпустили книгу «Власть и прогресс: наша тысячелетняя борьба за технологии и процветание», утверждая, что нам нужно более четко подумать о выборе, который мы как общество делаем в отношении направления технологических изменений, и сосредоточиться на том, как создать то, что мы и Дэвид Аутор (наш коллега из Массачусетского технологического института) называем «Pro-Worker AI». Если ИИ повышает предельную производительность и оплату труда работников, не окончивших колледж, он может потенциально снизить неравенство не только в США, но и во всем мире. Однако путь инноваций, движимый исключительно Big Tech, скорее всего, не достигнет этой цели, и есть много поучительных историй, подтверждающих эту точку зрения. Но мы также сможем добиться гораздо большего, когда (и если) поймем, что формирование видения технологий — фундаментальная задача. Позволяя нескольким миллиардерам определять технологическую повестку, вы получите мир, который они хотят — в котором вся власть сосредоточена в их руках. Но как изменить направление технологического развития, глубже укоренить их в демократии и учитывать более широкий круг мнений? Это непросто, но мы и многие другие усердно работаем над этим.
Оригинал материала на английском языке можно прочесть здесь.
Справочно: Экстрактивные институты — институты, которые направлены на получение максимального дохода от одной части населения для другой части населения. Авторы противопоставляют два типа институтов: экстрактивные — направленные на исключение большей части общества из процесса принятия политических решений и распределения доходов, и инклюзивные — направленные на включение максимально широких слоев общества в экономическую и политическую жизнь.
Ранее лауреат Нобелевской премии по экономике дал эксклюзивное интервью агентству.